Жил один циганин, и пошел у лес дрова готовить зимой. Был у него конек белый - это с тем коньком пошел у лес по дрова, влез наверх на дерево и рубит. Аж мужчина идет в чащу с топором - поглядывает, а циганин вверх влез и рубит дерево. Мужчина говорит ему:
- Циганине, что ты делаешь?
- А что делаю?
- Ты умреш.
- Ачей ты Бог? Знаешь ли, когда я умру?
Говорит мужчина ему на смех:
- Тогда умрешь, циганине, как тебе гузиця застынет.
и тот мужчина себе пошел прочь. А циганин как стоял так, на дереве, на ветви, и ту ветвь под ногами себе одтяв топором - и упал судьбы: и не убился так, лишь бы нараз умер, а лежит на снегу, так как это зимой было. Так сия лемм забил, что годный бы ходить, айбо не встает. Попитався циганин за гузицю - или застывшая ему, как тот мужчина говорил; гузиця застывшая ему в снегу.
- Ну, теперь я умер, - говорит, - так как гузиця мне застывшая!
Здесь волк пришел, имив коня есть ему. Он поглядывает на волка, который ест ему коня, айбо не встает - так как думает, что умер. Волк из'ив коня. Аж здесь едет судья на санях во второе село, а тот циганин лежит посреди пути, напоперек дороги, которая никуда ехать судьи. Судья гойкае:
- Устань, циганине, так как кони тебя змисять!
Циганин говорит:
- Я не встану, так как я вмер.
- И как ты умер, когда ты говоришь, циганине?
Говорит циганин:
- Гузиця мне застывшая.
- Но, кедь тебе гузиця застывшая, то я ее буду разогревать, что ты встанешь!
Говорит судья извозчику:
- Иди лемм ему дай двадцать пять палок по гузици, то встанет!
Извозчик так и совершил. Взял себе палку из саней, уличив циганинови двадцать пять палок по гузици - и как уличив, тогда циганин имився за гузицю, а она как огонь горит. Тогда схватился циганин, стал горе и говорит:
- Йой, пусть господин судья на много лет властвовали, что они меня жизням подарили. Коби был я не умер, мою кобылу волк бы был не съел!
и судья себе пошел, а циганин домов пошел без кобылы. Звидае его дома отец:
- Где кобыла есть?
- А, кобылу волк съел, - говорит циганин витцю.
- И ты где был, что волк съел кобылу?
- И я, - говорит, - умер був.
- И как ты, к черту, умер, как ты здесь? - говорит ему отец.
- Меня, - говорит, - судья завернул из того мира, а я уже был умер.
- Ей, иди к черту! Ты кобылу, - говорит, - потерял; иди к черту, аби-х тебя не видив.
Вот ему отец дал есть и говорит:
- Иди себе в мир!
Аж мухи ему занимали на кушанье - как то в цыган очень мухи суть. Циганин сгонял мух клебанею из миски - и как ударил клебанею по мухам на столе, убил нараз триста тридцать мух. Как убил, оставил есть и говорит:
- Но, няню, теперь мне саблю дел, так как я иду на войну. Я, - говорит, - нащо бы беды круг тебя видов, когда я за едним махом убил триста тридцать глав!
Справил ему саблю отец. Циганин говорит:
- Выбей, няню, нумера на сабле - какой я воин, скилько я за едним махом годный нараз глав убить!
Убрался и пошел прочь с той саблей. Идет к царю просто. Айбо солнце очень пригрело улитку на циганина. Зашел себе сбоку да и лиг под судорогой в холод, а сабля на ним. Царь едет на бричке той дорогой. Говорит царь своему извозчику:
- Ну-ка, иди увидь, кто спит там; попозирай!
Извозчик пошел, увидив, кто спит там, и пришел и повел царю. Говорит:
- Пресветлый царю! Спит, - говорит, - очень пребольшой еден воин! Такой, - говорит, - воин, который за едним махом триста тридцать глав убьет!
Царь говорит:
- Такого бы мне надо воина, такого люблю. Ну-ка, иди его сгоняй и говори, пусть идет сюда ко мне, к царю!
Извозчик пошел его сгонять и говорит:
- Господин воинов, устаньте!
Титула ему очень дает, так как видить, что воин большой: на сабли выбиты, скилько он глав убьет, а там не является сказки, что он тилько мух убив.
- Устаньте, к пресветлому царю ходите на слово, на два!
Циганин не хочет идти. изганяе его по мадярськи - не понимает циганин тоту беседу. изганяе его по-нимецьки - не понимает тото. изганяе его по-руськи - не понимает никак; циганин знает лемм по-циганськи. изганяе его извозчик, говорит:
- Ходите в царя на слово, на два; онде царь зовет пресветлый!
А он говорит:
- Иди к черту! Что мурлыкаешь там? Я не понимаю!
Но, завернулся извозчик уп'ять, так как царь любит твердо такого воина. Говорит:
- Ходите в пресветлого царя лемм на слово, на два.
Тогда циганин говорит:
- Царь не судья! - Он судью за большего господина рахував.
Взял его царь с собой, циганина того. Говорит ему царь:
- Но, что вы хотите, вояче: или денег, или страну аби-х вам дал которую, или что?
- Я, - говорит, - пресветлый царю, нич не хочу, лемм едну хижину.
- Но, то какое дорогое идиння хотите? - царь звидае циганина.
- И не хочу, пресветлый царю, больше нич, лемм каши.
Царь лемм засмеялся, что циганин просит того, что и псы господские не хотят есть.
- Ну, дам тебе, что просишь!
В то время пришло царю на войну идти, на битву. И царь спустил на циганина вшитко, лишь бы он заведовал войском. Оддав розказ так, чтобы циганина слушать; дал ему коня, вшитко, что ему надо; дал и каши. Пришел циганин на битву; пришел и второй царь с войском. Тогда циганин говорит:
- Но, теперь будем обедать, варить есть себе!
и варят там есть. А там второго царя воина трубят уже становиться на битву. Старшины говорят:
- Скоро пилуймо, так как там уже давно трубят; становиться время на битву!
А он то не слушает. Кони уже понимают воинские, что трубят становиться на битву, а он не понимает нич. Тогда говорит:
- Кедь трубят, то сыпьте кашу в котлы, и в михи кладите, и на кону; и идем биться!
Должны были слушать циганина. Айбо каша горячая очень: каша печет, кону скачут. Циганин как сел на коня, и вторые сели на кону - и на битву издалека не стал, а пошел сейчас просто между того неприятеля, тех воинов. И много там циганин того неприятеля взбил. Зачто он взбил? Так как горячая каша ада, и кони играли! Второй царь дает ему уже пардон, мириться с ним хочет, так как те кони йомумного потеряли народа. И уже был бы пруд на мир циганин, айбо не годный был кони остановить. Ймили циганина очень просить, лишь бы перестал биться, - а циганин говорит:
- Не меня проси, а коня гаси!
Так его воина сия догадали, что это кони такую беду делают, так как печет каша, - и трутили из коней бесаги с кашей. Как увидив циганин, что много звоював - и хотят из того войска труп'я похоронить, - не захотел так: говорит, лишь бы тото труп'я везти к царю вшитко, лишь бы царь видов, скилько он убил. Ну, циганин должны были слушать, как рассказывал. Забрали на телеги тех мертвых и должны были привезти к царю. Привезли, а царь говорит:
- Что тото есть?
Циганин говорит:
- Пресветлый царю, аби-сь видов, скилько-м избив, так как ты был не верил, что я такой вояк.
Царь сия из того засмеял, что циганин такой глупый, и говорит ему:
- Нащо ты вел сюда в мой замок мертвые люде?
И уже его не считал за нечестного - и дал тоти люде мертвы похоронить. Говорит:
- Но, что ты хочешь, воин, за сие?
- И не хочу нич, лемм едного коня лишь бы мы дали красного, и едну саблю, и пушку.
Царь сия из того засмеял: что это царю еден конь, сабля и пушка? Дал ему. Звидае его царь:
- И что тебе из того?
- Гей, - говорит, - сяду себе на коня, а возьму на себя пушка и саблю, и приду домов, лишь бы цыган научил уму, - лишь бы видили, что я господин!
Так он ночью пришел к цыган заспанных - и упудив очень их. Цыгане сия схватили заспаны и говорят ему:
- Припан турецкий!
А брат его меньший припозирався - и спизнав его. Тому воину было имя Илья. Говорит тот малый, что его спизнав:
- Няню, то наш Илья!
Старый циганин сказал сирохманови малому:
- Врешь, сыну! Это припан турецкий.
- Ей, няню, то наш Илья!
Так тот воин выгнал цыган видти на смех. Цыган, как дал Бег день, то спизнали его, а он говорит цыганам:
- Но, так-ем вас хотел научить, аби-сьте меня сия бояли. Тото царь не ком хотя даст коня, и пушка, да и саблю!