Песня четвертая
Л
ис себе в вечернюю пору
С диточками круг двора
Разговаривая гулял,
Аж здесь голос в дубраве
Обозвался: «А, здорови!
Вот к вам я причвалав!» «Ах, Бабай! Или ты сие, стрику?
Ну, наверное, какую-то большую
Новость несешь к нам!
Ты устал? Ты грустишь,
Ну, к дому! Заночуешь,
Это и балакать будет время». Все хорошенько поздоровались,
О здоровье розпитались,
Выпил вишнячку Бабай.
Сел на приспи, виддихае,-
Лиса о царском дворе спрашивает:
«Ну, говори, не вздыхай!» «Гей, синашу, опомнись,-
Так сказал Бабай к Лысая,-
Что за збитки делаешь ты?
За что ты с писланцив кпишся?
Направду ли ты боишься
На тот царский суд идти? Я же думаю, сынку милый,
Что ты сможешь в одной хвили
Врагам заткать рот.
Ведь все их глупые мизки
Против твоего стоють трески!
Такой то весь народ!» «Правду говоришь, дорогой стрику,-
Год Никита,- и большую
Ты охоту в мни пидвив.
Что же, пойду! Пусть все побачуть!
Кто смеется, те заплачут.
Царь на ласку изменит гнев! Хотя там царь на меня злой,
И он знает, что в минути
Опасные, в черный день
Все твердят не к порядку,
Но дать мудрый совет
Умеет только Лиса оден». И вошли оба в светлицу,
Поздравил Бабай Лисицу,
Все засели край стола.
Лисята Мицько и Мина
Повлазили на колена -
Живо гутирка пошла. «Очень злой царь, Бабаю? -
Год Никита.- Знаю, знаю,
Жаль ему медвежих мучений!
И в нас был старый счет,-
Долго ждал я на трафунок,
Чтобы дистать его к рукам. Поэтому лет еще немного,
Как Бурмила Лев, наш отец,
Губернатором сделал
На подгорные наши бори,
Чтобы зверские дела и споры
Все по правде он судил. Оттоди-то Вовка Несытый
Напосивсь меня здушити,
А с Бурмилом заговор имел;
И на суд губерниальний
За мой помисл гениальный
Первый раз меня позвал. Что за помисл? Слушай, друг!
С Вовкой раз, голодные очень,
На поживу вышли мы.
День. В церкви звон где-то звонит,-
И нас голод из леса гонить
Среди злой зимы. К селу йдем осторожно,
Нюхаем, где бы можно
Чем масненьким поснидать,-
Аж здесь сала, мяса запах
Не лишь в носу, а аж в лапах
Закрутил нам - хотя здесь сядь! Тии благоухание нас красивые
К поповской спижарни,
Будто по нити, довели.
Стали мы кругом нюхать,
Безопасно ли всюду - слухать,
Аж окошко мы нашли. Страх тесное было окошко.
«Лизем, Волчье?» - «Лизем позарез! -
Говорит Вовка,- Ты первый лезь!
Глянь, где ли нет железа!
За тобой и я полезу -
(Так Вовка говорит) лез-лезь, не бойся!» Я пролез довольно удобно,
Рассмотрел. «Лезь свобидно!» -
Так к Вовке я сказав.
Он голодный был, тоненький,
Ну, и в отверстие тот узенький
Едва туловище свой пропихнул. А в спижарни - божье крипкий!
Мир затмился нам к крупинке,
Столько там добрая для нас:
Мяса, сала, вуженини,
Штири пилти солонины
И довжезний ряд колбас. Стал я думать, размышлять,
Как здесь вести хозяйство,-
И мой Вовка языков оцапив:
Первый полоть хап зубами!
Рвет, куса, грызет без понятливости -
Стал, и ел, и, знай, сопел. «Ну,- думаю,- ешь, племянник!
И для меня сие негоже».
Я берусь к ковбас.
Из жерди легко их поднимаю,
Сквозь окошко выбрасываю,
Пока всех так не сотряс. А за ними и сам в окошко
Выскочил да и ну чимскорше
Все на шею надивать.
Нагрузил, как коралле,
Да и к лесу дальше, дальше,
Сокровище в яму чтобы сховать. Сокровище в яму запрятав,
Спокийненько позавтракав,
К спижарни снова бегу.
Прибегаю: Вовка еще бреет!
Не доев, бросил полоть,
Со смальцем начал кадку. «Волчье,- шепчу,- время к роще!
Из церкви люди уже возвращают,-
Чтобы нас здесь кто не заложи!»
Волк, услышав сие, зжахнувся,
В дырку стремглав метнулся,
И уже едва шею впихнул! Видишь - полный был, будто бочка!
Стал в дырке, тилько очка
Вытаращил, словно баньки.
Страх отнял у него язык...
Я же кричу: «Чего стал снова?
Ну, какой бидоньки?» Волк не тямить уже, что действует!
Пхаесь в дырку, аж потеет,
И дармий его весь труд.
Дальше из злого отчаяния
Заломил передние руки:
«Лысое,- говорит,- сгиба здесь!» «Волчье,- говорю,- или ополоумел ты,
Или от смальца оп'янив ты?
Вылезай, пора нам в рощу!» -
«Ой, не могу, мой Лисуню!
Видишь, пуза не продвину!
Ой Никита, помогай!» Ну, скажи ты сам, Бабаю:
Что я здесь совершать имею,
Как драбузи помочь?
Оставлю Вовки - может згинуть.
Лучше, думаю, не бросят,
Но к попу пойти. Попросит по доброй волы,
Чтобы дал пыльцы и позволил
Большую виризать дыру.
Вздумав сю вещь штудерну,
Скажу Вовку: «Жди, я ворочу!»
И в поповство просто дру. Поп был собственный в покое:
В послеобеденном расположении духа
Колыбель, ходя, курив.
В окно я заглядываю,
Лапой шкряб-шкряб, умоляю,
Чтобы окно он создал. Поп взглянул, подбегает...
«Лиса у окна заглядывает!
Гей, ловите его! Бегите!»
Я и незчувся, а за мной
Слуги, служанки гурьбой,-
Вот я духом через плот. Вопль за мной, как в гамарни...
А я просто к спижарни
Да и спрятался под помист.
Здесь погоня надлетает:
«Где он? Где та Лиса? - спрашивает.-
Показал нам только хвост!» Впрочем зирнули, а из окошка
Волк Несытый против солнца
Выглядывает! «А, ты здесь?
Ой, нещасная головка!
Таж сие Вовка! А бейте же Вовки!
Здесь ему сделайте капут!» Волк их там не ожидался,
А в спижарню запрятался,
При самиських двери став.
Вот они как создали,
Это Несытый скик в той хвили -
С сеи шпарки скористав. И достал там из невидальщины
Скилька буков через крестец,
Так что едва у лес долез,
И о деле сю немилую
Заразисинько Бурмилу
Он на меня жалобу внес. Хотя сам виновный за лакомство,
А на меня вероломство,
Злобу и измену наклепав.
Ну, а, думаешь, Медвидь
Разобрал все как следует,
По закону поступал? Где тебе? Судья тот лакомый,
Как узнал о колбасах,
Что я с трудом розстарав,
Как ревностное на меня туго:
«Сейчас все отдай, ворюга!
Будешь ты колбасы крал?» «Ты и отдал?» - Бабай спрашивает.
«Что же было делает, Бабае?
Ведь же хтив отрезать хвост!
И чтобы все виддать - а дзуськи!
Штири дал ему тонюськи,
А себе оставил еще шесть. Вот Медвидь так судит дело:
«За побои, за неславу,
Волчье, имеешь колбасу!
Сдачу я съем. Ты же, Никита,
Советов будь, что тебя не бито!
Марш, так как кости разнесу!» Так-то нас судил Бурмило!
Горько сие меня вшпилило!
Я присяг на царский хвост:
«Как его достану у руки,
Это за все те подли штуки
Он тяженько ответит». Надоспила и ужин;
С пером топленая тюря -
Всем довольно ее было.
Как хорошенько поживилися,
Где о чем разговорились
Да и пошли себе в стебель. А как рано восставали,
Это хорошенько позавтракали:
Ели сало с чесноком,
Потом гусиную потравку,
Закусили же сю приправку
Еще копченым судаком. Вот тогда Никита впитался
К дороге и так прощался
С хозяйкой и детьми:
«Люба женщина, будь здоровая!
Время идти мне к Львову,
Итак ключи все прийми! Присматривай как следует в амбаре,
Так как те мыши красть скорые,-
А о мне не сокрушайся!
Хотя теперь на нас царь злой,
Но легко может быть,
Что улыбнется еще когда-то. А вы, детки, не пустуйте,
Вне дома не гарцуйте,
Маме збиткив не создавайте!
Глянь-но, стрику, что за звирик
Тот Мицько! Кто поверит,
Что ему еще только год!» И детей поцеловав,
Женщине в ухо пошептав,
Что там еще сказать имел,
Лиса Никита, будто в госте,
В Львов, навстречу царской зли
Враз с Бабаем почвалав.