О дураке
одного мужчины был сын дурак. Парень уже был, женить пора. Кажется, за такого дурака кто бы пошел? Но нашли такую сумасшедшую, что подавала полотенца. Одбули свадьба, и дурак недолго жил в семье с отцом, сейчас старшие братья его выперли, поставили ему дом, и прикомандировали, и ничего не дали.
Вот и живут они себе вдвоем с женщиной. Женщина толчется и заробля, чтобы таки взбить хотя какую-нибудь худибчину и чтобы есть было что; а дурак только ест, и пьет готовенькое, и на печи лежит, и хотя бы лежал, а то висит: это залезет, обхвате жердь руками и ногами и повиснет, висит и спива, аж дом раскидывается. Раз женщина ему и говорит:
- Ты бы таки пошел к отцу и выпросил себе хотя поросенок, як-таки у нас в дворе ничего нет.
- И хорошо же, женщина, я и пойду.
Пришел к отцу поздоровкався.
- Говорила моя женщина, чтобы вы дали поросенка.
А иметь и говорит невесткам:
- Пойдите там поймайте какой хорошенький поросенка и дайте ему.
Он взял тот поросенка у мешок, понес домой.
- На тебе, женщина, поросенок, говорили, чтобы берегла.
А сам оп'ять на печь - повиснул да и спива. На второй день женщина оп'ять ему говорит:
- Люди такие: то рыбу ловят, то по зайцу ходят, а ты все лежишь, и если бы я не зарабатывала хлеба, то и из голода до сих пор пропал бы, пойди по зайцу.
- И хорошо же,- говорит,- женщина, я и пойду.
Вот женщина пошла к соседу прясть, а он взял кота и поросенка у мешок вместо гончих собак и пошел у лес. Только что стал доходить - бежит заяц: он сейчас выпустил кота, а тот кот из испуга на дуба залез, на самый вершечок, да и сидит. Дурак взял да и поросенок выпустил, а тот поросенок как побежит в ров, не удержалось покатило и убилось. Зостався дурак без ничего: и зайца не поймал, и поросенок погубил. Пришел домой, женщины нет, он и полез на печь. Пришла женщина.
- Где же твои зайцы?
- Е, бедствия там их час! Только глупо поросенок пропал.
- Какой поросенок?
- И таки, я его брал на охоту.
- Вот глупый! Люди собак берут, а он поросенка. Ты когда сам не знаешь, хотя бы людей розпитав.
- А я еще и кота брал, так кот убрался на дуба, манил, манил - не лезет, так я его и покинув.
- Дорогой! Дорогой! - говорит женщина.
Через сколько там дней оп'ять ему говорит:
- Теперь у нас нет в дворе ни шерстины: ты бы таки пошел к отцу и попросил, чтобы тебе дали хотя лошатко.
Пошел дурак. Вошел в отца в дом, поздоровкався.
- Говорила моя женщина, чтобы вы дали нам лошатко.
- А поросенок живой?
- Ге! Давно уже нет:
- А где же?
Тот так и так, рассказал им, где делся поросенок. Браття обругали его, а иметь аж заплакала. А лошатко таки. Он надел на него обротьку и повив домой. Привел в двор, пустил его, а сам мерщий на печь - повиснул на сволоци да и спива. Женщина спрашивает:
- А что, дали жеребенка?
- Дали, вон в дворе.
- Ты бы его в хливець загнал и дал бы ему синця.
- Загони же, когда тебе надо.
Вот в воскресенье женщина собирается к городу.
- Гляди же,- говорит,- хозяйничай здесь без меня: дашь лошаткови есть и напоишь, а я позову Прасковью (сусидину девушку), пусть здесь в печи вытопит и обедать наварит; как управиться, то дашь ей позавтракать, там в молошнику есть сметана, а она напечет паляниц, то поломаешь мягкую паляницу.
- Хорошо,- говорит.
Пришла Прасковья. Сейчас затопила в печи, наварила обедать и паляниц напекла. Как совсем уже исправилась, села возле окна да и сидит. А дурак все лежал на печи; дальше как схватится, как ухватит веревку - давай налигувати Прасковью. И кричит, опинаеться, а он:
- Чего ты, глупая? Ходим, я есть дам.
Повив ее в хливець, положил сена и хливець затворил, а лошатко повив в дом. Привел. Всыпал в мисочку сметаны, поломал паляницу и давай сажать лошатко за стол. Лошатка дрига ногами, главой маха, а он ее вговорюе:
- Чего ты, глупая, сопротивляешься? Садись, ешь, оно хорошо.
Да и толчет ее мордой в сметану. И лошатко как вырвется, выбила окна, дальше как прыгнет через стол, миску разбила, стол пребросила.
- Нет, ты катова лошаця! Вот глупая, не захотела сметаны.
Полез на печь да и спива. А Прасковья тем временем как-то отворила дверцу и втикла из хливця. Пришла женщина.
- А что, давал лошатци есть?
- Давал сметаны, так она не захотела и еще, вишь, и окна побила, и мисочку разбила.
- А божье! Что мне с тобой делать? Где же таки ты слышал, чтобы жеребятам давали сметану?
- И ты же самая говорила.
- Я тебе велела, чтобы ты Прасковье дал сметаны, а молодой коню - сена.
- А я Прасковье давал сена, так она аж кричит, и не хочет. Затворил было в хливець - итак, наверное, утекла.
- Глупый, глупый! Вот бедствия мне час с тобой.
Дождались заговенья. Все люди идут в гости к родственникам, и дурак с женщиной к отцу. Засиделись там да и припизнились, их зоставили ночевать. Заключались спать. Дурак - или спал, или и ни - будит женщину:
- Женщина, женщина! Я есть хочу!
- И разве же ты давно ужинал? Устань же,- говорит,- и поищи - там на печи была макитра с варениками, которые от ужина остались.
Он полез. Лапкався там, лапкався - нашел макитру, и не ту, что была с варениками, а другу; а в ту макитру повлазили маленькие котята спать. Он не стал рассмотрят, что там нашел, поил котят. Пришел к женщине.
- Слышишь, женщина, которые добрые вареники! Да еще и хрускотять, будто с косточками.
- А побила меня лихой час! Так вот ты котят поил. Ложись же спать.
Он полежал немножко и оп'ять торка женщину.
- Женщина, женщина! Я пить хочу.
- А чтобы тебя... Там возле порога стоит дижечка с водой - встань да и напейся.
Устав он. Ходил, ходил по дому, налапав помийницю и давай из нее хлебати.
- Женщина, я нашел воду, и такая добрая, кисленькая, и еще языков кишечки тянутся.
- Это же ты, наверное, помой напился.
Только что женщина заснула, он оп'ять ее будит:
- Женщина, женщина! Кваса хочу!
- А, как ты мне надоил со своими прихотями! Полезь в погриб там стоит бочка с квасом, наточи и напейся, и гляди, затыкай втулку, чтобы не выбежал квас.
Полез он в погреб, одиткнув втулку и выпустил весь квас. Бродит в погребе по колена. Так выбрался видти, вошел в дом.
- Женщина, женщина! Я квас випустив.
- Хорошо! Ты уже куда не возвратишь, наделал добра. Пойди набери пепла, там в сенях в желобке стоит - и засыпай. И гляди, не попади муки!
Пошел он, нашел муку, набрал и засыпал тот квас. Вошел в дом.
- Женщина, женщина! Уже засыпал квас, и кто его зна, что мне попалось - такое, как мука, и пахнет мукой, вот устань посмотри.
Встала она, полезла в погреб, когда глянет, аж, лихой час, весь погреб изсипаний борошном.
- А чтобы же тебя,- говорит.- Ну что теперь отец скажет? Собирайся и ходим, чтобы хотя не слышать, что здесь будет.
Оделись тихонько, и так, что никто и не слышал, и к свита дома стали. И больше уже никогда не ходили в гости.
Так себе живут и хлеб жуют. Женщина все побивается, так, как и побивалась, а дурак висит на печи и поет.