О бедности
уло себе два брата: один бедный, а второй богатый. В богатого и хлеба, и скота, и земли, и денег много; а в бедного не было чего и пообидать. И он таки сначала жил себе хорошенько, аж пока не поселились у него под печью бедность. Чего уже тот мужчина не делал, к которым уже он знахарок не удавался - никак не выбьется из бедности. А старший его брат не хотел бедного и братом називать.
Живое богатый ч, живое и второй, ожидает деток - не дает ему бог! В богатого и денег, и скота - всего, всего много, а деток бог не дает. Чего уже он не делал! И на церковь давал, и акафисты нанимал, и сам молился рано и вечер перед образами - не дает бог деток, да и довольно! Видит богатый, что бог его молитвы не принимает, пошел к бедному брату да и говорит ему:
- Молись еще ты, чтобы мне бог послал диточок, то тогда я тебя у кумы возьму.
- Хорошо, буду молится.
Вот бедный помолиться богу за себя, а тогда молится за брата, чтобы бог ему послал хотя одну детку. Прошел год, перечувствовал бедный через людей, которые у его брата нашелся ребенок. Приходит он к женщине да и говорит:
- А знаешь,- говорит,- женщина, которая?
- А что там, мужское?
- А у моего брата семьи.
- Неужели родини?
- Далеби, родини.
- От кого же ты, мужское, слышал?
- Люди говорили. А знаешь, женщина, которая?
- А что, мужское?
- Пойду я это на родини к брату, ведь же он мне говорил, как даст бог ребенка, то тебя у кумы буду просит.
- Не иди,- говорит,- мужское, если бы он тебя хотел у кумы взять, то бы уже давно за тобой прислав.
- Пойду я, женщина, да хотя посмотрю на хрестини.
Пошел. Приходит туда, а тот и спрашивает:
- А тебе чего надо?
- И это я,- говорит,- пришел к тебе просит лошадки, нет чем и протопит, поеду у лес и насобираю хвороста.
- Возьми и гляди,- говорит,- немного накладывай на телегу, чтобы ты мне коня не спортив.
Запряг он коня, приехал домой да и говорит:
- А вылазьте, бедность, поидем у лес!
Позлазили бедность из-под печи (а их было аж двенадцать), занимали на телегу и поехали. Приехали туда, мужчина тот випряг коня, пустил его пастись, а сам срубил дуба претолстый^-претолстого-толстого-претолстого, расколол его к половине да и говорит к бедности:
- Братики, голубчики, помогите мне это дерево розколоть!
- Как же,- говорят,- мы тебе будем помагать, когда у нас топора нет?
- Вы,- говорит,- без топора. Заложите все руки в эту щель, да и раздирайте. Половина вас пусть тянет в одну сторону, а половина в друге, то оно и расколется.
Вот бедность бросилась все к дереву, позакладали в щель руки по самые локти да и силятся. Тот мужчина стукнул обухом, клинья повылетали, обаполки совпали докупи и держат за руки всех бедности. А здесь как схватит буря и вихор, как зачнет корчит дерева - такое произошло, что господы! Одно дерево упало на телегу и сокрушило его на кусочки, второе убило коня; насилу тот мужчина выскочил из леса.
- Ну, еще хвалит бога, который меня не убило. Пусть они были прожгла, проклятая бедность!
Приходит тот мужчина к брату да и стоит, бедный.
- А чего ты стоишь,- спрашивает тот.- Может, уже в лесе телеги поломал?
- Ох,- говорит,- когда бы то телеги!
- А то же что? Может, коня убил?
- Ох, когда бы то только было на лошади окошилося!
- Так ты, может, и телега поломала и коня убил?
- Ох, так, братику... Ох, так, ридненький...
Стоит уже, бедный, и молчит, а тот его ругает и проклинает за телегу и за коня... Ругался-ругал, а дальше и говорит:
- Поведи меня у лес, я хотя посмотрю, как ты там так хорошо справился.
Повив бедный его у лес на то самое место, где он бедности покинул. Бедность как увидели богатого, и так его просят, и его молят, чтобы он освободил их из неволи.
- Освободи нас, мужское, освободи нас, голубчику, выпусти нас, соколику.
Как начали просит, как начали просит, да так хорошенько, да жалобно, что богатому аж жалко стало,- он забил клинки, обаполки разошлись, бедность повиймали руки да и говорят ему:
- Ну, мужское, ты освободив нас, забери же теперь нас всех в свою господу!
- Что же вы,- спрашивает он,- за люди?
- Мы,- говорят,- бедность.
- Е,- говорит,- когда вы бедность, так цур вам и пек вам: зачем вы мне сдались?
- Ни уже, мужское, когда освободив, так забирай нас всех в свою господу.
- Не хочу!
Как сказал он «не хочу», так все бедность и бросились ему на шею. Роздиймав он им руки, роздиймав, ничего не сделает. Так и пошел с бедностью домой. Вошел в дом - они так и посыпались на пол, и из того времени стали жить у богатого.
После того бедный разжился немного, как у него не стало бедности, а богатый еще бидниший пруд, как тот був.